|
Юрий Яковлевич Перепёлкин родился 19 мая (1 июня) 1903 г. в Петербурге.
Окончил физико-математический факультет Крымского государственного университета им. М. В. Фрунзе (1924 г.) и факультет языкознания и материальной культуры Ленинградского государственного университета (1927 г.).
С 1927 г. Ю. Я. Перепёлкин - сотрудник Музея палеографии (впоследствии - часть Института истории книги, документа и письма) АН СССР, где занимается изучением памятников письменности Древнего мира и раннего Средневековья из коллекции Н. П. Лихачёва. После закрытия ИКДП с 1938 по 1943 гг. работал в Институте истории АН СССР, пережил начало блокады, затем жил в эвакуации в Ташкенте. По возвращении из эвакуации в Ленинград Ю. Я. Перепёлкин становится преподавателем в ЛГУ, где работает до 1949 г., одновременно являясь сотрудником ИВ АН СССР.
В конце 1951 г. Ю. Я. Перепелкин переходит в Ленинградское отделение ЛО ИИ АН. В 1959 г., после образования в ЛО ИВ Кабинета Древнего Востока во главе с академиком В.В.Струве, Ю.Я.Перепелкин стал его сотрудником.
Доктор исторических наук с 1969 г.
Сфера основных научных интересов: социально-экономическая история Египта эпохи Старого царства, Переворот Эхнатона.
Является автором ряда обобщающих трудов и глав в коллективных монографиях.
Юрий Яковлевич Перепелкин (1903–1982)
Ю.Я.Перепелкин родился 19 мая (1 июня) 1903 г. в Санкт-Петербурге в семье офицера флота (позднее адмирала), инженера-артиллериста и оптика, одного из создателей оптической мастерской при Обуховском заводе, из которой выросло Всесоюзное объединение оптико-механической промышленности (нынешнее ЛОМО), первым техническим директором которого он стал. В 1917 г. семья оказалась в Крыму, где Юрий Яковлевич окончил гимназию и начал получать высшее математическое образование. С 1924 г. он учится в Ленинградском университете уже как египтолог и заканчивает его в 1927 г.
Наряду с Египтом главным интересом Юрия Яковлевича была история христианства и, в частности, православия, однако к тому времени, когда он мог начать самостоятельную работу, эта тематика оказалась запрещенной, так что к египтологии, в которой религиозная проблематика до конца никогда не закрывалась, ибо она составляет основу этой дисциплины, его в немалой степени толкнула политическая ситуация. В университете он слушал многих выдающихся ученых, включая П.В. Ернштедта по коптской части, однако в собственно египтологии он был в основном самоучкой, основывавшимся главным образом на немецкой традиции, которую он всегда считал самой основательной и заслуживающей всяческого уважения и воспроизведения на отечественной почве. Это позволило ему избежать многих грехов, характерных для школы В.В. Струве, к которой принадлежало большинство египтологов первого советского поколения – прежде всего, недостаточной техники работы с памятниками и чрезмерного почитания чинов и званий. Он всегда оставался в стороне от научных мод и официально одобренных направлений и до конца своих дней вел жизнь затворника. Единственное сообщество, в котором он состоял (в 20-е гг.) – Египтологический кружок при ЛГУ (с 1931 г. Кружок по изучению Древнего Востока при Эрмитаже), однако, кажется, вступив в него, сколько-нибудь активного участия в его работе он не принимал – во всяком случае, ничего не опубликовал в его Сборниках, которые были единственным более или менее регулярным специализированным изданием в стране. Похоже, что уже тогда, в очень молодые годы, он был неудовлетворен научным уровнем Кружка и предпочитал держаться в стороне от своих излишне бойких ровесников. К тому же ему, человеку глубоко религиозному, претил господствовавший в то время подчеркнуто хамский дух богоборчества и перенос в науку стиля Демьяна Бедного, особенно когда он практиковался людьми, считавшими себя верующими (например М.Э.Матье) – этого он простить не мог, и на этой почве возникло характерное для него нежелание писать статьи – с тем, чтобы не публиковать их под одной обложкой с работами тех, кого он не уважал или презирал. Еще одно обстоятельство, способствовавшее его отшельничеству, – арест в 1937 г. и гибель в лагерях младшего брата Евгения Яковлевича, блестящего ученого, одного из создателей советской солнечной астрономии. Впрочем, оно сделало Юрия Яковлевича осторожным в быту, но не в науке – его труды всегда были образцом свободы мысли.
Закончив аспирантуру, он уже в 1930 г. защитил диссертацию на тему, которая станет для него главной на всю жизнь: она была посвящена эпиграфике так называемого амарнского периода – времени правления царя-солнцепоклонника Аменхотепа IV Эхнатона. Поскольку диссертация осталась неопубликованной, а ее результаты нашли отражение лишь в одной небольшой статье, трудно сказать, насколько автор смог в первой крупной работе предвосхитить свои последующие достижения и открытия. Закрытость и отсутствие регулярных журнальных публикаций вообще представляют огромную проблему для исследователя творчества Юрия Яковлевича, так как из-за них чрезвычайно трудно представить себе его внутреннее развитие как ученого, особенно в довоенные годы. Создается впечатление, что он очень целенаправленно самостоятельно начитывал корпус основных египетских текстов и изучал основные типы памятников, что позволило ему к середине 30-х гг. стать вполне сложившимся специалистом. В это время он работал в Музее/Институте книги, документа, письма АН СССР (МКДП/ИКДП), где после аспирантуры был хранителем древневосточной части коллекции Н.П. Лихачева. В 1936 г. он опубликовал «Описание выставки ‘Письменность Древнего Мира и раннего Средневековья’», служащее путеводителем по коллекции. Это маленькая брошюра с очень краткими описаниями экспонатов, однако по ней египтологу хорошо видно, насколько зрелым знатоком памятников он уже был и насколько широки были его знания эпиграфиста и историка. Своего значения она не утратила и по сей день, хотя понимание многих проблем, разумеется, сильно изменилось.
Вероятно, в это же время Юрий Яковлевич пришел к мысли о необходимости учета в любом египтологическом исследовании психологии древнего человека, сильно отличающейся от современной, без чего мы не в состоянии понять его мировосприятие и обречены на фатальное непонимание его поступков. Если это действительно так (а в дальнейшем он постоянно использовал этот подход), он был, по-видимому, первым в мировой египтологии, кто принял за основу практической работы концепцию нетождества древнего и современного сознания, в наше время являющуюся уже вроде бы и обязательной предпосылкой исследования, но, к сожалению, очень часто остающуюся чем-то вроде украшения, навешиваемого на абсолютно банальные работы.
После закрытия ИКДП в 1938 г. Юрий Яковлевич работал в Ленинградском отделении Института истории АН СССР (ЛО ИИ) и до конца 40х гг. преподавал в Ленинградском университете, где вел все основные египтологические курсы – и языковые, включая чтение текстов, и исторические. Из его студентов уже давно не осталось никого, но, судя по его публичным лекциям 60х–70х гг., собиравшим полные залы, лектором он был блестящим. Первым его университетским учеником, ставшим профессионалом, был будущий профессор Восточного факультета и автор единственной русской грамматики египетского языка Н.С. Петровский. Хорошо помню рассказы Николая Сергеевича о первой блокадной зиме, о его походах в университет, где он был единственным слушателем Юрия Яковлевича, и о нечеловеческой красоте вымерзавшего города. Затем последовала эвакуация в Ташкент, потом возвращение в Ленинград. В 1943 г. его переводят в Институт востоковедения АН СССР, и с этого времени начинается бесконечно осложнявшая жизнь и работу чехарда – перевод в ЛО ИИ в 1951 г., в Сектор рукописей ИВ в 1953 г., снова в ЛО ИИ в 1956 г. и, наконец, окончательно в ЛО ИВ в 1959 г. Не следует забывать, что переводы сопровождались сменой плановых тем…
Первое послевоенное десятилетие Юрий Яковлевич посвятил социально-экономическим исследованиям Египта Старого царства, на которые его «перебросил» В.В. Струве, так как социально-экономическая тематика приветствовалась, а прочие вызывали сомнения. Несмотря на вынужденность этой переориентации, она, в конечном счете, оказалась благом, так как приблизила его к пониманию основ египетской цивилизации. К сожалению, вышли тогда всего три статьи, но по более поздним публикациям понятно, насколько глубок и тонок был его анализ памятников и отраженной ими реальности. Проблема заключается в том, что при очень ограниченном количестве надписей этой эпохи важнейшим источником становятся изображения на стенах гробниц и краткие подписи к ним. Они представляют собой очень точную и довольно полную картину жизни староегипетских хозяйств, но извлечение из них необходимой информации требует виртуозной техники и детальнейшего учета мелочей. Все это было проделано, и Юрий Яковлевич стал наряду с Г. Юнкером одним из крупнейших в мире исследователей Старого царства (Юнкера он очень почитал и, несомненно, многому заочно научился именно у него).
Другая большая работа этого десятилетия – главы по Египту для первого тома «Всеобщей истории» (для аналогичного незавершенного проекта ему пришлось писать еще до войны). Несмотря на то, что работать приходилось в условиях большого идеологического давления и что главы эти подверглись сильнейшей редактуре, они очень отличаются от всех остальных разделов тома. Юрий Яковлевич первым понял ограниченность чисто формационного подхода к социально-экономической истории и тщетность попыток описать египетскую действительность в рамках, заданных ортодоксальным марксизмом в его струвистском преломлении. В годы, когда выискивание рабовладения стало основной задачей советской науки о Древнем Востоке, он сумел обойти эту проблему и каким-то образом добиться того, чтобы его текст не был радикально переделан в этом отношении. По тем временам это, несомненно, было Поступком. В результате в редакционном предисловии появилась фраза: «В главах по истории Египта, написанных Ю.Я. Перепелкиным, редколлегия сочла нужным внести дополнения в части общих выводов и некоторых частных характеристик», а к первой из этих глав был кем-то приписан стандартный вводный раздел «Образование классового общества в Египте» – но в остальном и по тенденции, и по сути текст остался авторским, хотя и обездушенным.
Параллельно с этим Юрий Яковлевич продолжал заниматься своей главной темой – историей солнцепоклонничества Эхнатона, однако, как всегда, очень трудно реконструировать хронологию его работ. В главе о египтологии в томе, посвященном истории Азиатского музея – ЛО ИВ АН СССР, О.Д. Берлев писал, что исследование амарнского периода было в основном завершено в эвакуации и закончено по возвращении в Ленинград. Вероятно, для такого заявления были резоны (сам Перепелкин писал в предисловии к книге Берлева, что у того «не в обыкновении утверждать что либо без обоснования»), однако безоговорочно поверить ему трудно. Семнадцатилетнее правление царя-еретика богато эпиграфическими и изобразительными материалами, в то время остававшимися совершенно несистематизированными и использовавшимися очень произвольно, и перед Юрием Яковлевичем стояла грандиозная задача их систематизации и создания их хронологии, технически невыполнимая без подготовительных записей и хороших библиотек – а в Ташкенте в его распоряжении не было ни того, ни другого. Скорее, все-таки, тогда шло осмысление проблематики и материалов, а написание текста очень значительного объема приходится в основном на 50е гг. Как бы то ни было, в 1959 г. рукопись была сдана в издательство, где она и задержалась на многие годы. Однако именно здесь начался новый период жизни Юрия Яковлевича, и об этом следует сказать особо.
К шестидесяти годам, несмотря на постоянную напряженную работу и умение писать быстро и легко, у него было всего пятнадцать публикаций. О его нежелании делать статьи уже говорилось; возможно, что оно даже переросло в неприятие статьи как жанра. Но в таком случае должны были бы выходить книги – а их не было. Дело, видимо, в том, что В.В. Струве относился к Перепелкину, даже в его молодые годы, как к сопернику, и препятствовал его публикациям, не жалея при этом хвалебных слов в его адрес. Такая интерпретация живет в петербургской египтологии, а доказательств нет из-за вполне понятного отсутствия документальных подтверждений, и все-таки в высшей степени симптоматично, что сразу же после смерти В.В. Струве в 1965 г. книги Перепелкина стали выходить одна за другой.
В 1966 г. появилось блистательнейшее исследование «Частная собственность в представлении египтян Старого царства». Работа по сути терминологическая, посвященная категории d.t, при помощи которой египтяне описывали отношения собственности, однако значение ее выходит очень далеко за рамки одной, пусть даже самым убедительным образом разрешенной проблемы. Любая египетская терминология очень специфична, разграничения проходят совершенно не так, как это представляется естественным нам; того, что важно для нас, эта терминология не замечает, но зато обращает внимание на то, чего мы не видим. Юрий Яковлевич первым осознал эту проблему, вытекающую из качественно иного мировосприятия древнего человека, и дал образец практического подхода к социально-экономической терминологии (как теперь понятно, вообще любой древней терминологии). В частности, при помощи слова d.t египтяне описывали предмет как принадлежащий к плоти его владельца, то есть составляющий с ним неразрывное единство (вполне реальное и буквальное); при этом так могут описываться качественно разные явления: pr d.t – «дом что от плоти» (= «свой дом», для нас категория собственности) или sn d.t – «брат что от плоти» (= «родной брат», для нас категория родства). Эта книга служит великолепным образцом комплексного египтологического исследования, так как свидетельства текстов рассматриваются в ней в неразрывном единстве с памятниками, несущими тексты, и в этом отношении она задает стандарты по части методологии; всякий студент-египтолог должен перечитывать ее раз в год чтобы каждый раз на новом уровне учиться и анализу памятников, и умению делать выводы, и тому, как и то, и другое излагать на бумаге. «Частная собственность» была задумана автором как раздел большого исследования экономики Старого царства, которое было готово, но так никогда и не было написано в планировавшейся форме (дело в том, что Юрий Яковлевич умел феноменально быстро писать, и, если предварительные задачи – сбор и осмысление материала – были выполнены, мог подготовить чистовик книги чуть ли не за месяц, что порождало очень своеобразный стиль работы практически без черновиков).
Через год, в 1967 г., вышел, наконец, в свет уже упоминавшийся главный труд Юрия Яковлевича – «Переворот Амен-хотпа IV» (I часть). Этот большой том (почти 600 страниц) представляет собой систематизационную часть исследования эпохи солнцепоклонничества. Перепелкин собрал все опубликованные на тот момент памятники времени Эхнатона и детальнейшим образом проследил развитие титулатур солнечного бога Атона, царя, и членов его семьи. В результате он создал уникальную в истории египтологии систему датировочных критериев, позволяющих определять время создания памятников с точностью, иногда достигающей месяца. К книге можно относиться как к замечательному справочнику, и она действительно выполняет эту функцию, однако значение ее этой чисто утилитарной составляющей не ограничивается. Всякому сколько-нибудь вдумчивому читателю видно, как меж строк источниковедческого, эпиграфического исследования проступает история Эхнатона, пока еще не отлитая в слова. Собственно историческое исследование автором готовилось (или уже было в основном готово – в случае Юрия Яковлевича это неопределимо), но опубликовано оно было лишь после смерти автора. А пока появилась небольшая книжка, очень неожиданная по жанру – «Тайна золотого гроба» – посвященная событиям, происходившим после смерти Эхнатона, и его посмертной судьбе.
В 1907 г. в Долине царей было сделано одно из интереснейших открытий в истории египетской археологии – была найдена гробница (получившая номер KV 55) с сильно поврежденным погребением неизвестного лица царского уровня, относящимся к постамарнскому времени. Она была любительски раскопана и скверно опубликована (так что даже пол погребенного оставался неопределенным), и вокруг нее возникло множество теорий, согласно одной из которых гробница принадлежала Эхнатону. Основываясь на методе и результатах исследования, проделанного в первой части «Переворота Амен-хотпа IV», Юрий Яковлевич сумел в популярной форме, но без какой-либо утраты научности показать, что, скорее всего, саркофаг был изготовлен для побочной жены Эхнатона Кии и переделан для него самого (для его перезахоронения после осквернения его гробницы ревнителями традиционной религии), но после этого перезахоронения в саркофаге был перезахоронен преемник Эхнатона Сменхкара. В предисловии говорится, что книга основана на подходе, используемом в детективной литературе, и это действительно так – чего стоит хотя бы реконструкция уничтоженной титулатуры Кии, переделанной в титулатуру Эхнатона – это высший пилотаж эпиграфического исследования, и в то же время увлекательнейшее чтение. Не случайно книга сразу же стала бестселлером и была переиздана на ряде языков. Нужно сказать, что проблематика KV 55 в последнее время развивалась весьма активно, так что сейчас опубликовано уже тридцать три (!) более или менее самостоятельные теории, но и на их фоне концепция Перепелкина остается убедительной.
Сейчас будет уместным прервать разговор о книгах и обратиться к ситуации, которая сложилась в отечественной египтологии на рубеже 50х – 60х гг. До этого времени лицо ее определяла школа Струве, достигшая зрелости в послевоенные годы, но на протяжении следующего десятилетия пришедшая в упадок. Причиной столь быстрого угасания было и то, что сам Струве с середины 30х гг. отошел от египтологии, и то, что его ученики не смогли подготовить сколько-нибудь серьезной смены, и то, что догматизм школы не позволял ей соответствовать уровню, достигнутому мировой наукой. Новое поколение ленинградских египтологов было воспитано Перепелкиным; более того, можно говорить о том, что он создал качественно новую школу, активную по сей день, в которой сейчас начинает подрастать третье поколение. Учеников было немного (да и не могло быть больше в силу ограниченности количества мест для работы), но зато они были блестящи – уже упоминавшийся Н.С. Петровский, О.Д. Берлев и Е.С. Богословский. Юрий Яковлевич ориентировал их на тотальный учет памятников, комплексную работу с ними, и внимание к специфике древнего мышления – принципы, на которых стоит и нынешняя петербургская школа. В 60е – 70е гг. Ленинградское отделение Института востоковедения могло похвалиться таким скоплением звезд первой величины, как, пожалуй, ни одно египтологическое учреждение в мире. Ученики, разумеется, были талантливы, но замечательным был и метод обучения – памятники, памятники и еще раз памятники, знание лучшего в старой египтологии, и строгий запрет на модные теории. При этом Юрий Яковлевич хорошо видел людей и умел ориентировать каждого на то, что больше соответствовало его внутренним качествам (знаю это по себе, так как несколько лет под руководством Перепелкина в последние годы его жизни навсегда определили направление и методы моей работы, и сейчас я понимаю, что более удачного выбора для меня быть не могло). Юрий Яковлевич, никогда не занимавший никаких официальных должностей, да и доктором ставший далеко за шестьдесят (в 1969 г.), был абсолютным научным и моральным авторитетом, но в общении с ним было исключено преклонение, без которого, увы, не могут обойтись очень многие крупные ученые. Эта атмосфера, сохранившаяся поныне, является одной из причин устойчивости школы Перепелкина, держащейся на том, что идолопоклонство принципиально не допускается, а принадлежность к одному научному сообществу не исключает, а предполагает научную критику (разумеется, доброжелательную), без которой невозможно уважение и серьезное отношение друг к другу.
В 1979 г. вышла последняя прижизненная книга Перепелкина, «Кэйе и Семнех-ке-рэ. К исходу солнцепоклоннического переворота в Египте». Она представляет собой многократно расширенную и сугубо научную версию «Тайны золотого гроба», учитывающую множество новых источников (впрочем, скорее «Тайна золотого гроба» – ее сокращенный и упрощенный вариант). По всему (хотя бы по отсутствию какого-либо введения в проблематику) было видно, что это еще одна часть всестороннего исследования эпохи Эхнатона, и казалось, что еще немного, и появятся новые тома. Все, однако, получилось по другому, и причиной тому было написание разделов по Египту для новой «Истории Древнего Востока», подготавливавшейся Институтом востоковедения. Она писалась и многократно радикально и мучительно переделывалась на протяжении более чем десяти лет, и отняла у всех авторов огромное количество времени и сил. Юрию Яковлевичу она не позволила завершить собственные труды, и поэтому выход в 1988 г. соответствующего тома был скорее огорчительным, несмотря на то, что русский читатель получил современную историю Египта, некоторые разделы которой (например, Раннее царство), были качественно новыми по подходу.
Юрий Яковлевич умер в 1982 г., а книги его продолжали выходить. В 1984 г. была опубликована вторая часть «Переворота Амен-хотпа IV», посвященная соотношению традиционной религии и эхнатоновского солнцепоклонничества и организации нового культа. Наконец стал понятен замысел исследования в целом. Третья часть, по словам самого автора, должна была выявить «связи переворота в его развитии с разными общественными кругами и местностями во всем его многообразном выражении – общественном, государственном, мировоззренческом и художественном». К сожалению, эта часть осталась ненаписанной, а черновиков и подготовительных материалов по уже упоминавшимся причинам не было. Тем не менее, и в существующем, урезанном виде этот труд остается наиболее тщательным, детальным и обоснованным исследованием эпохи Эхнатона в мировой египтологии. Первая часть и сорок лет спустя, несмотря на значительное увеличение корпуса источников, служит идеальным введением в проблематику, а вторая позволяет очень многое понять в практической стороне первой в истории попытки целенаправленного и инициированного одним лицом (хотя и имеющего глубокие исторические корни) реформирования религии. Очень жаль, что не затронутой по-настоящему осталась собственно религиозная сторона дела – то, о чем Юрий Яковлевич мог судить как никто другой.
В последние годы жизни Юрий Яковлевич готовил к печати свое давнее исследование экономики частных хозяйств Старого царства, однако довести до конца эту работу не успел. Она была закончена его учеником Е.С. Богословским, уже смертельно больным, но отложившим ради этого свои собственные дела, и книга вышла под названием «Хозяйство староегипетских вельмож» в 1988 г. Проблематика Старого царства перестала быть для Юрия Яковлевича основной после середины 50х гг., так что книга, хотя и дополнявшаяся на основании новой литературы, отражает в основном его представления теперь уже пятидесятилетней давности. Тем не менее, невзирая на то, что отрасль египтологии, занимающаяся Старым царством, сделала за последние десятилетия большой рывок, а количество доступных памятников значительно возросло, ничего подобного книге Перепелкина все еще нет. Обычно работы такого рода, основывающиеся на исследовании смысла должностей и титулов, в большей или меньшей степени представляют собой абстракцию: человек, занимавший такие-то и такие-то должности должен заниматься тем-то, но деятельность его разворачивается вне какой-либо реальности, помимо конструируемой автором. Перепелкин соединил исследование терминологии с тщательным рассмотрением египетской действительности, отраженной в гробничных настенных изображениях. Это как будто бы абсолютно естественный подход, в котором нет ничего принципиально нового или неожиданного, но последовательно комплексное изучение памятников, требующее, разумеется, гораздо больших затрат труда, чем рассмотрение какой-либо одной их стороны, встречается крайне редко. Результатом комплексности стала чрезвычайно живая картина жизни большого вельможеского хозяйства Старого царства, наиболее раннего периода, для которого такую реконструкцию можно проделать.
Мы живем без Юрия Яковлевича уже четверть века. То, чем и как занимается русская египтология, в значительной мере предопределено его трудами и его наставлениями. Мы, несомненно, идем дальше, ибо наука не стоит на месте, мы применяем новые методы, мы используем источники, которых он не знал, но в случаях, когда нужно принимать принципиальное решение, мы непременно оглядываемся на него: как бы он посмотрел на этот памятник или на эту проблему, как бы он изложил эти выводы на бумаге, как бы он отреагировал на то или иное событие – и даже если мы поступаем иначе, его присутствие всегда ощущается. К сожалению, на западную науку он не оказал практически никакого влияния, хотя и был одним из крупнейших египтологов XX века. Он никогда не общался и не переписывался с иностранцами (результат его неизбывной осторожности), а его работ, опубликованных по-русски, почти никто за границей не знает. Поэтому до сих пор многое делается заново, особенно по части изучения солнцепоклонничества, а исследовательского инструмента, хотя бы сколько-нибудь приближающегося к первой части «Переворота Амен-хотпа IV», так и не появилось. В 1986 г. вышел хороший немецкий перевод «Частной собственности», но и он остался почти незамеченным – западная египтология оказалась просто не готовой к восприятию работы, совершенно новаторской и по методике, и по выводам, и в то же время выглядящей несколько архаично по стилю изложения. «Тайну золотого гроба», опубликованную издательством «Наука» в английском переводе, знают, но она теряется в огромной литературе по сходной тематике. Обидно и за Юрия Яковлевича, и за египтологию, однако у нас есть основания и для некоторого оптимизма – там, где русские ученые идут по путям, проложенным Перепелкиным, они имеют явные преимущества перед теми, кто этих путей не знает.
А.О.Большаков
Publications
( the entire list as a *.pdf file) [1978]
Перепелкин Ю.А. Переворот Амен-хотпа IV. Часть 2. М.: Издательство «Наука»,
Главная редакция восточной литературы. 1978
Перепелкин Ю. Тайна золотого гроба (на англ. яз.). Пер. с русского. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1978
[1966]
[Православный] Палестинский сборник. Выпуск 16 (79): Перепелкин Ю.Я. Частная собственность в представлении египтян Старого царства. Ответственный редактор Н.В.Пигулевская. М.-Л.: Издательство Наука, 1966
|
