|
Казин Всеволод Николаевич [11(24).01.1907, Санкт-Петербург — 26.01.1942,
Ленинград], китаевед, один из первых исследователей тангутcского искусства. В 1934
окончил ЛИФЛИ по отделению китайского языкознания. С 01.10.1934 по 1938 учился
в аспирантуре ГЭ, по окончании которой в 1938 был принят на должность с. н. с.
Отдела истории, культуры и искусства Востока ГЭ. В 1936 работал по договору
в ИВ АН СССР, готовил к изданию «Хронологические таблицы китайских историй», принимал участие в подготовке к изданию работы Н. Я. Бичурина «Цзы
чжи тун цзянь ганму». С 01.01.1939 по 20.05.1940 заведующий Отделом Дальнего Востока
и Центральной Азии ГЭ.
Занимался историей китайской династии Юань (1271–1368), Золотой Орды, историей бумажного денежного обращения и библиографией Китая. Большой вклад
внес в создание первой экспозиции ГЭ по китайской культуре и искусству. Совместно
с М. Н. Кречетовой составил путеводитель по открывшейся 06.08.1939 в ГЭ
выставке, на которой были представлены материалы Первой и Второй РТЭ
С. Ф. Ольденбурга в Дуньхуан и П. К. Козлова в Хара-Хото и Ноин-Улу. Работал
над описанием и каталогизацией кит. рукописных и ксилографических фондов
ЛГУ и ГБЛ. Дипломная работа К. в ЛГУ стала первым исследованием на русском языке,
посвященным знаменитой энциклопедии «Юн-лэ да дянь». Скончался в блокадном Ленинграде.
Основные работы: Культура и искусство феодального Китая. Путеводитель по
выставке. Л.: ГЭ, 1939. Совм. с М. Н. Кречетовой; К истории Хара-Хото // Труды ГЭ.
Т. V. Л.: Издательство ГЭ, 1961. C. 273–285; «Юн-лэ да дянь»: рукопись библиотеки ЛГУ.
Дипломная работа / Предисл. и публ. И. Ф. Поповой // Труды востоковедов в годы
блокады Ленинграда (1941–1944) / Сост. и отв. ред. И. Ф. Попова. М.: ИФВЛ, 2011.
С. 151–191 (Труды АВ ИВР РАН. Вып. I).
Литература о жизни и трудах: Милибанд 2008, кн. I, с. 580–581; Алексеев В. М.
Всеволод Николаевич Казин // Алексеев В. М. Наука о Востоке. Статьи и документы.
М.: Наука, ГРВЛ, 1982. С. 108–110 (см. ниже); Дьяконова Н. В. Казин Всеволод Николаевич
(1907–1942) // Труды востоковедов в годы блокады Ленинграда (1941–1944) / Сост. и
отв. ред. И. Ф. Попова / М.: ИФВЛ, 2011. C. 189–191.
И. Ф. Попова
В. М. Алексеев. Всеволод Николаевич Казин
В китаистике процесс созревания ученого медленный. Борьба за понимание трудного (особенно разнообразного – и поневоле!) текста отнимает много времени. Поэтому не всякий китаист, даже 40-летний, вправе считать себя созревшим. Потеря Всеволода Николаевича тем более тяжела.
СТУДЕНТ И АСПИРАНТ
В 1926 г., при возвращении моем из-за границы, мне сообщили, что в числе моих слушателей первого курса имеется некто Казин, совершенно исключительный субъект. И я вскоре убедился, что это так, ибо таких студентов я в практике своей почти не видывал. Студентом Всеволод Николаевич держался весьма самостоятельно, независимо. Поплатился за это и был исключен, закончил курс экстерном, не получив возможности стать аспирантом в университете. Я рекомендовал его в Академию наук, ручаясь письменно за него как за определенно обещающего ученого (в числе четверых: Казин, Крестинский, Торсуев, Мельников). Но его кандидатура была отклонена. Однако в Эрмитаже на экзамене по историческому материализму и другим предметам он, по словам директора Эрмитажа, поразил всех экзаменаторов и присутствовавших необыкновенным объемом и отчетливостью своих познаний.
ТИП ЗНАТОКА
Всеволод Николаевич был редкий знаток китайского книжного языка, из самых крупных. (Разговорного языка практически не знал и не интересовался.) Он превосходно читал текст, понимая его во всех статях. Ему была доступна литература на всех языках Европы, которые он изучил самостоятельно, прекрасно владел и латынью и греческим (!). В Эрмитаже он пользовался огромным уважением всех своих товарищей. Его познания изумляли всех.
Всеволод Николаевич был отличным лингвистом (по отзыву А. А. Драгунова), не будучи им профессионально. И это также удивительно.
ТИП УЧЕНОГО
Это был настоящий ученый-китаист. С феноменальной памятью и такой же эрудицией, как в синологии, так и в ряде других наук, поражающих своим подбором (например, своими точными сведениями по... геральдике). Критицизм его был весьма здравый и проницательный. Все это делало его крупнейшим из молодых китаистов. Интересы исторические у него преобладали, обе его работы – о точной локализации Хара-Хото и Цзингола и истории бумажных денег в Китае – заслуживают докторской степени.
Всеволод Николаевич был тем именно китаистом, которого нашей науке давно недоставало. Он широко использовал китайский текст для выяснения основных проблем истории монголов. Он работал на линии профессора Пеллио с исключительным успехом. (Когда еще дождемся мы такого, как он?) Он придумал чрезвычайно остроумную и точную формулу перевода годов китайского календаря в григорианский. Его доклад на выставке китайского искусства в 1940 г. в Москве был из лучших и произвел и на меня и на всех глубокое впечатление как исторический и искусствоведческий. Впервые харахотские находки нашли себе достойного истолкователя.
Не видя научности в преподавании азов в университете, он от преподавания в нем отказался. А жаль! Он мог быть живым примером научного пользования китайским текстом. Все же Всеволод Николаевич преподавал в Академии художеств, и весьма усердно, историю китайской культуры и искусства. От участия в китайско-русском словаре он отстранился, также не видя в этом предприятии научности. Первые карточки его были, кстати, только небрежны – ему такая работа была просто неприятна, и он воспользовался службой в Эрмитаже, чтобы от нее отойти.
Углубляясь в историю Китая, Всеволод Николаевич и о новом Китае знал больше многих других, как и во всех прочих статьях и дисциплинах.
НАСЛЕДИЕ
Прочитав доклад и написав статью, он самым резким образом сопротивлялся их печатанию, ибо вечно дополнял и исправлял их. Все это было вне всякого масштаба. Всеволод Николаевич не оставил ни строчки печатной, если не считать его путеводителя по китайским залам Эрмитажа (1939), который, конечно, не мог быть достаточно подробным. Надо все его работы обязательно напечатать, ибо они действительно научные, дают много нового, полезного и интересного для всех.
ЛИЧНОСТЬ
Всеволод Николаевич охотно говорил о своих занятиях и интересах, делал доклады, объяснял эрмитажные выставки. Тон его был всегда донельзя скромен, на экскурсовода не похож.
Всеволод Николаевич не считался с внешностью. Будучи в вечной нужде, не скрывал этого, но никаких мер не принимал к увеличению своего заработка за счет прямых научных интересов и времени, идущего на них. Вообще, был житейски не приспособлен совершенно. Его отец, инженер, не видел «путного» в занятиях своего талантливого сына, считая их бесплодными. В семье была драма; Всеволод Николаевич ушел из семьи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Перед отъездом из Ленинграда в 1941 г. я имел ряд бесед с Всеволодом Николаевичем. Он выглядел ужасно. Перед этим он был в клинике, но поправился и усердно занимался китайским текстом по истории монголов. Говорил о своих планах и занятиях. Было замечательно интересно.
Всеволод Николаевич скончался от истощения. Ему было всего 34 года. Но по силе знания и по научной зрелости он превосходил, и значительно, старших. Всеволод Николаевич погиб в полном сознании того, что погибает вместе с ним. Он видел свою миссию и свои силы в науке и умирать не хотел. Еще одна сорванная войною жизнь – и какая жизнь! Из Всеволода Николаевича вышел бы самый крупный русский китаист-историк, нет сомнений.
Публикации
[2011]
Казин В.Н. «Юн-лэ да дянь». Рукопись библиотеки ЛГУ /
Предисловие и публикация И.Ф.Поповой // Труды востоковедов в годы блокады Ленинграда (1941—1944). М.: Восточная литература, 2011. С. 151—191.
[1967]
Дьяконова Н. В. Казин Всеволод Николаевич (1907–1942) // «Книга памяти» сотрудников Института востоковедения АН СССР, погибших на фронтах Великой Отечественной войны и в дни блокады Ленинграда. Л., 1967.
[1947]
Казин В.Н. К истории Хара-Хото // Труды Государственного Эрмитажа. Том V. Л.: Издательство Государственного Эрмитажа, 1961. (Культура и искусство народов Востока, 6). С. 273–285.
|
.jpg)
